Ну здравствуйте. Снова.
Не ожидали? Да, я тоже, кажется, уже не ожидала. Но почему-то вся эта история до сих пор противно жужжит где-то около задней стенки моего черепа. Считайте, что я делаю это, чтобы жужжание прекратилось. Стратегическое подкармливание моих неврозов у меня всегда получалось куда лучше, чем борьба с ними.
Для затравки вот вам немного Высокой Философии:
on Vimeo.
Ну и комиксы. Притворимся, что это имеет значение.
Жирным выделено отобранное для выставки.
Доставка – любопытное в том числе своей типичностью явление: по всем признакам присутствующий художественный вкус напрочь вырубается, когда речь заходит о типографике. Нет, правда, надо обладать… очень специфическим взглядом на вещи, чтобы решить, что вот этот шрифт подходит к этому рисунку. Что именно помешало оформить текст в пузырях так же, как звуковые эффекты?
Я не буду придираться к трансформациям анатомии или к меняющейся от кадра к кадре машине (серьёзно, сравните первые кадры третьей и четвёртой страниц – это один и тот же автомобиль?). Всё это, допустим, можно списать на особенности авторского стиля. Сложнее простить необъяснимую смену задника между первым и вторым кадром последней страницы, но тоже ладно, не важно.
Интереснее поговорить о постпостмодернистской трансформации идеологоэмоционального заряда. Общее место: экспрессионизм и предшествовавшие ему осколки постимпрессионизма были озабочены прежде всего максимально точной передачей силы эмоций, чувств, ощущений и максимально эффективным донесением до зрителя сотрясающей мощи внутреннего переживания художника. Мне плохо и страшно, и от моего ужаса небо в огне. Использование опознаваемого экспрессионистского метода для отображения фантастического мира в таком случае приводит к возникновению неизбежных сомнений: что из показываемого является диегетической реальностью, а что – демонстрацией внутреннего состояния, ну допустим, героев? Вряд ли нечто подобное заложено в комикс авторкой, в конце концов, на дворе конец второй декады двадцать первого века и любое историческое художественное течение – сейчас прежде всего стиль. Стиль для данного сюжета откровенно неудачный: при такой манере рисунка фантастические, «странные», пугающие предметы, ландшафты и существа парадоксальным образом начинают восприниматься как обыденные – «ядовитый туман» оказывается не таким уж и экстравагантным родственником предрассветного вида из окна дома в Сен-Реми-де-Прованс и неба Ниццы январским вечером, при самом виртуозном исполнении впечатляющим не менее, но и не более.
Здесь исполнение виртуозным назвать нельзя. И дело даже не столько в качестве рисунка, сколько в масштабах – как пространственных, так и «временных»: запертые в воюющих с о смачностью мазков тесных кадрах, подталкиваемые довольно грубой экспозицией образы сменяют друг друга буквально моментально, не давая проникнуться ни одним из них. Жаль, потому всё равно всё это скорее приятно.
"Проаллодовские Истории" – тем, кто играет в игру, это, наверное, понятно? Но даже если не играть в игру, можно заметить, что юмор в основном (если не полностью) текстовый, что, мягко говоря, неидеально, когда речь идёт о комиксе. Насколько эффективен рисунок судить без знакомства с игрой тоже практически невозможно, потому что то, что на первый взгляд кажется скучным и плоским может на деле оказаться превосходной карикатуристикой, но композиция страниц в любом случае плоха.
Медной горы Хозяйка – леттеринг, конечно, замечательный, спору нет. И рисунок симпатичный. Но из трёх представленных страниц историю рассказывают от силы три кадра. Остальное – пояснения, пометки, сноски. Конечно, вполне возможно исполнение, где всё это не прерывает повествование. Вполне возможно. Теоретически. Где-то. Не здесь. Здесь сразу после мимолётного знакомства с героями мы бухаемся в болото фактов, лишённых как необходимой для полноценного усвоения системности, так и даже намёка на развлекательность. Надо особо постараться, чтобы изложенная в форме комикса информация была настолько лишена иллюстративности, чтобы картинки… мешали. За что так с Бажовым-то, а?
Fatalista – сто двадцать четыре страницы. Ну-ну. На второй странице получаем шрифт и начинаем готовиться к худшему. На пятой – понимаем много прозвучавших уже на обложке важных вещей про отношения автора с перспективой. На примерно тридцатой остаётся только любоваться тем, как некоторые страницы прямо эталонно иллюстрируют проблему многих начинающих (и не только начинающих) авторов – «рисование рисунка».
В узком смысле это значит, что рисующий, осознанно или нет, изображает не предмет (реальный или воображаемый), а изображение этого предмета, работает, руководствуясь характеристиками не предмета, а его уже существующих художественных воплощений. Других рисунков или, например, фотографий. Задача ставиться как «сделать как здесь» путём по сути копирования поверхностных характеристик копируемого изображения. Ярче всего эффект проявляется, когда речь заходит о человеческих лицах, потому что в каждом неправильном эллипсоиде из кожи, волос и нескольких отверстий в реальности спрятаны жёсткие выпуклости и впадины черепа, в отсутствие мысли о которых человеческая голова при всём старании представляет нечто среднее между сдувающимся шаром, кривым многоугольником и уродливой пятнистой кляксой.
Тот же подход, применённый к созданию комикса (ну или манги) вообще означает, что автор не использует сочетание изображений и слов для рассказа истории, а собирает историю из подсмотренных понравившихся, обычно «эффектных» и очень часто штампованных фрагментов, сцен, реплик, ракурсов, еле-еле склеенных в некое несуразное подобие повествования общим пониманием того, что всё вот это – то, из чего состоит вот такая классная штука, которую мы тут хотим сделать. И это отсутствие «скелета» даёт о себе знать, даже если читателя удаётся отвлечь качеством непосредственно рисунка.
Здесь перед нами тоже не история, а набор обрывочных клише, сюжетных и визуальных, сцепленных друг с другом ассоциативными связками довольно банальных (и вдобавок несколько заплесневевших) личных предпочтений. Можно было бы, конечно, начать разбирать дырки в сюжете, но это было бы бессмысленно – тут нет сюжета. И всё это с рисунком не просто по-детски малокомпетентным, но откровенно уродливым (не говорите мне про фоны, я очевидно не о них, они просто скучные), ужасающим оформлением текста и… словами. Этими словами.
Конечно, в вопиющем дилетантизме всегда есть некоторая трогательность. Но, знаете, чаша моего терпения и всё такое. Сто двадцать четыре страницы. Нет, я не дочитала до конца.
Приключения, супер силы, и немного безумия! – «безумия». На самом деле тут мы можем (с несколько другой стороны) вернуться к сведению тех или иных художественных приёмов к чисто стилевому решению. Здесь герои – антропоморфизированные предметы, а сюжет – приключения внутри видиоигры. И… ничего. Ни то ни другое не используется сколь-нибудь интересным или остроумным образом. Просто неинтересный квест неотличимых друг от друга персонажей, с, разумеется, ужасающим шрифтом и рисунком, заставляющим радоваться тому, что художник решил даже и не пытаться рисовать людей.
Зимний мир: танец вихрей – в единственном комментарии к манге рекомендуют читать в полноэкранном режиме "для лучшей читаемости текстов". У меня есть альтернативное радикальное предложение: для лучшей читаемости текстов сделать их более читаемыми. Например, не использовать этот, гхм, прекраснейший из шрифтов с его особо божественной буквой "е". Также можно было бы писать попонятнее. И рисовать попонятнее. И не использовать раскадровочный приём "грязное месиво". И иметь сценарий, потому что я готова поставить деньги на то, что у этой вещи не было сценария. И придумывать персонажей, а не "образы". И, если уж так не нравится экспозиция, писать как-нибудь так, чтобы было хотя бы слегка интересно понять, что это за люди, и что тут происходит помимо "плохие военные в хаки, хорошие нелюди в чёрном, уровень технологического развития сеттинга склеен из ста тысяч противоречий, ТРОГАТЕЛЬНЫЙ РЕБЁНОК с меняющейся длиной рукавов платья". И последить за орфографией.
Цербер – ну вот и нахрена? Показать, что умеешь рисовать? Умеешь, поняли уже, и? Потому что с композицией всё ещё кошмар, чувство меры отсутствует (здесь хотя бы колорист успокоился, ура), а содержание больше всего напоминает запись в соцсетях напрасно уверенного в своей способности к рефлексии подростка. Меня лет в пятнадцать. И поверьте, в пятнадцать лет я была абсолютно невыносима (с тех пор мало что изменилось).
Ничего удивительного – крепкий представитель своего жанра с приятным напоминающим позднего О'Мэлли (и, разумеется, всё то, чем он вдохновлялся) рисунком, бодрым цветом и достаточным количеством визуального воображения.
Проблема в жанре. У меня есть непрошеный совет для всех желающих рисовать стрипы про моменты своей жизни дизайнеров-иллюстраторов: прежде чем начинать, найдите десять работ на ту же тему, посвятите их чтению хотя бы один день и хорошенько задумайтесь. Я всё понимаю, у многих у нас были/есть личный блог, инстаграм, страницы Вконтакте и на Фейсбуке, Твиттер и прочие окна цифрового нарциссизма, убеждающее уже не одно поколение в том, что мир просто не может существовать без окошка в повседневность наших скучных и бесполезных жизней. И наверное, когда ты художница, именно такой способ выплёскивания себя оказывается наиболее естественным, но, но, но... Но неужели так сложно хотя бы попытаться найти в своей унылой повседневности что-то не повторенное по десять раз сотней других людей буквально пять минут назад? И котики, опять котики. Вот из-за таких людей у меня нет кота.
СТРИПня личной жизни – смотрите-ка, крупные планы! Вы ведь любите крупные планы? Вам ведь достаточно крупного плана с подписью, так? Ничего больше не нужно, правда? Ни шуток, ни действия, ни внятного повествования, так? Крупный план, не особо соотносящаяся как с ним, так и с заданной темой (так что же такое талант, а?) описательная банальность из пары слов - и всё! Рекомендую автору в следующий раз не мучиться, а просто делать подписи к эмодзи, благо большинство из них куда экспрессивнее.
Загадочный камень – ха-ха. В комиксе три страницы и две из них потрачены совершенно бездарно. Сетап скомкан до невозможности и изложен, кажется, максимально невыразительно – ни атмосферы, ни интриги, ни напряжения, ни интереса к судьбам персонажей тут нет (о, гхм, качестве рисунка и говорить не буду – говорить тут в очередной раз просто не о чем), а потому панчлайну просто не на что приземлиться, и он тонет. Даже при идеальном воплощении тут возникало бы слишком много вопросов (почему инопланетянин? С чего тут у него вдруг «частная собственность»? Почему он вообще ожидает понимания надписи? Почему не сверхъестественное земное существо – ведьма, оборотень, леший?), но проглотить шутку было бы куда легче.
Кто дал птицам песни – очень, очень специфическое чувство цвета. Много красивой яркости – и никакой гармонии, никакого даже намёка на общую историю. Раскраска. А раскраскам визуальная повествовательность не положена, поэтому тут её вполне закономерно нет. Зачем этот текст и эти рисунки вообще нужны друг другу, кто-нибудь может мне сказать?
Москва-космическая – опять эта мертвечина. Задание на дом: сколько было использовано фотографий чувака в кепке, и сколько раз была использована каждая из них? Задание на дом для продвинутого уровня: найдите здесь повторения уже использованного в других, гхм, комиксах авторки. Разумеется, говорящий принципиально не имеет никакого отношения к плоским задникам, на фоне которых он сквозь крепко сжатые зубы читает статью из развлекательной энциклопедии для младших школьников. У меня было много таких энциклопедий, и эти бесконечные ленивые штамповки из наслоений перерисованных фотографий откровенно оскорбляют память о них.
Чудесный город Мухосранск – смотрите-ка, ещё больше тусклых крупных планов! Потому что не такого действия, такого перемещения в пространстве, такой эмоции и такого взаимодействия, которые нельзя было бы наилучшим образом изобразить крупным, итальянским или иным образом обрезанным крупным, ну и иногда, для гурманом, средним планом! Особенно если для этих планов у художника припасено аж три с половиной выражения лица! При этом страницы, не забитые под завязку крупными планами, подтверждают правильность художественного решения: по сравнению с топорностью всего остального лица тут – просто шедевры тонкой экспрессии. Приятная насыщенность цветов в таких количествах и при настолько низкой контрастности оказывается откровенно удушающей. И всем этим нам рассказывают про лишённых личностей (тридцать страниц – а о характерах героинь непонятно вообще ничего, так уметь надо!) зато в достатке наделённых умением неприятно ныть подростков. Пожалуйста скажите мне, что за поворотом их ждёт убийца с ножом.
Утекающая жизнь – та же там же, смотри выше. Теперь с «на столько» и «не благополучна», то есть детям это показывать совсем нельзя. Благородные намерения и всё такое, то не надо. Так – не надо.
Ахтунг! Костя! – пылко, резко, энергично. Несколько бессвязно, скорее клубок впечатлений, чем «рассказ», и стилем и ритмом схваченный портрет поколения в моменте. Хороший пример того, как что-то может быть «молодым» и «старым» одновременно – тут есть задор и юный дух, но это бесспорно юный дух тридцатилетней давности, комикс и правдив и искренен, но эти правда и эти искренность совершенно чужие, без точек соприкосновения, настолько, что воспринимать показываемое как «историю», а не как музейный экспонат просто не получается. Тем более что к читабельности… есть вопросы. Но отрицать ценность прелестного своей застывшей в янтаре свежестью комикса я не буду. Просто, может быть, это ценность специфического рода.
Рэм.Пэйдж. – и снова этот боди-хоррор. Начало третьей главы заставляет подозревать, что авторы всё-таки слегка догадываются, что у них выходит история об изощрённых пытках в исполнении двух радостных садисток, но следующие страницы эти подозрения благополучно развеивают. Тут и смехотворные попытки выставить гладиаторские бои как безобидную забаву и абсолютно наплевательское отношение к чужим возможным травмам и увечьям. В этом мире все – ужасные люди, да? Древние римляне хотя бы считали дерущихся на арене недолюдьми – так себе оправдание, конечно, но всё лучше, чем серьёзное (и принятое!) предложение рисковать позвоночником за пиццу. Ладно, если без кривляний, то в конце комикс более-менее выруливает к чуть более здоровым отношениям между героями, но забыть, что первые три четверти познакомили нас с легкомысленными нравственными уродами, получается не особо.
К третьей главе цвета чуть-чуть успокоились, то есть их не стало меньше, но общая сравнительная приглушённость сделала этот разнобой гораздо более удобоваримым. С секвенциальностью тоже стало намного лучше, переходы от кадра к кадру куда менее хаотичны, да и сами кадры стали менее насыщенными, что в данном случае – большой плюс. Правда зачем-то вместо прежних в основном ровных цветных задников тут появилось огромное множество градиентов (все помнят, как я люблю градиенты?), причём градуированных едва ли не произвольным образом. Связанный вопрос об источниках света лучше даже не задавать: сцена боя, например, точнее даже каждый отдельный боец в ней, подсвечен очевидно для максимальной эффектности и без особых размышлений о том, откуда берутся все эти тени. Но всё равно в целом гораздо лучше, а значит в этот раз можно обратить внимание ещё и на, ну скажем, то, как комикс написан, потому что написан он очень специфически. Одна из героинь явно говорит на неродном для неё языке, потому что только этим можно объяснить «так что ты больше пострадаешь, если сам упадёшь», «мы предотвратили худший исход событий», или то самое «рассматривают» в крике внезапного благородного возмущения (давайте тогда уж сразу «учитывая изложенное, «Рэм.Пэйдж.» рассматривают в качестве жестоких боёв без правил»). Будем надеяться, что так и задумывалось. А ещё на шестьдесят первой странице используется слово «рандом» с пометкой о том, что это значит «случайность, потому что, ну конечно же, высасывать из среднего пальца левой ноги кривые псевдозаимствования проще, чем вспомнить устойчивое словосочетание «случайный выбор».
Chapiteau. Одним Богом Больше. Intro – больше, ещё больше, ещё больше шрифтов, уииии! Главное, чтобы они были разными, и не важно, насколько они созвучны рисунку, ведь леттеринг – это вещь в себе, совершенно не связанная со всеми прочими визуальными элементами комикса, правильно? Ну да, ну да, уже к десятой странице ваш стерильный своей профессиональной лаконичностью комикс начинает вызывать ярость своими напыщенными выкрутасами, но зато героический леттерер показал силушку богатырскую – оно того точно стоило!
Дети Похмелья. Фрагмент – какой интригующий выбор музыкального сопровождения для безумной пьянки, однако. И это – единственное, что тут интригует, несмотря на все нагоняющие туману non sequiturы . То есть, знаете, мне даже слегка хочется отойти от формата «это местечковый конкурс любителей» и поговорить об искусстве вообще и, например, о том, насколько миру нужны нарочито грязноватые истории про пьянствующих в симулякре псевдоамериканской псевдоглубинки из тысячи фильмов, книг и игр белых мужчин в чёрных очках и длинных плащах, для , но… слегка, не сильно. Этот комикс настолько не вызывает у меня никакой реакции, что даже как-то обидно (не так обидно, как то, что я не смогла подыскать адекватный перевод «non sequitur», но всё равно).
Семечко – «сложно верить в это» (без «так») по-русски не говорят, ну да ладно. Не очень понятна излишняя многослойность конструкции: зачем очевидной мечте оказываться ещё и сном? Это переусложняет милую настроенческую зарисовку и заставляет задумываться о других несуразностях, вроде кота, спящего в холодном доме в шарфе и варежках, но и на солидном удалении от огня. Рисунок радует: спокойная, но настойчивая чёткость линий позволяет меланхоличным силуэтам быть расслабленными, не растекаясь, оставаясь на правильной стороне от границы между меланхоличностью и вялостью. А вот шрифт, увы, расстраивает излишними для этого рисунка толщиной и наклоном букв, а также неотлаженным кернингом, из-за которого иногда теряются в нужных или находятся в ненужных местах пробелы вокруг знаков препинания.
Романтика и кофе – что здесь происходит с пропорциями тел? Посмотрите на второй и третий кадры второй страницы: эти персонажи в рамках этого мира точно принадлежат к одному биологическому виду?! Размер головы героини в принципе меняется едва ли не постоянно, герою везёт чуть больше, с руками же у всех происходит что-то совершенно непонятное. Про неодушевлённые предметы и говорить не буду: ну мало ли, может между флэшбеками кассу просто поменяли, и может дверь просто косо висит, и может эту самую дверь переместили от угла как раз в то время, когда героиня захотела показать кафе своему молодому человеку, и может… всё может быть в этом волшебном мире. Например, эта история может считаться трогательной, а утверждение героя о том, что он «так хорошо знает» героиню, потому что уже очень долго наблюдает за тем, как она пьёт кофе после работы, являться проявлением высоких романтичных чувств, а не самоуверенной бредовой одержимости. И посыл тут может быть полным надежды, а не токсичных заблуждений о природе человеческих отношений. Всё может быть.
Продолжение точно следует. Когда-нибудь. Я стараюсь, честно!
